Тысяча лет одиночества и грусти

Габриэль Маркес. Фото eduteka.org

Тысяча лет одиночества и грусти из-за смерти самого любимого моего писателя. Для меня Маркес – открытие в жизни.

Не всякий умеет чувствовать так, будто живет последний день, и обнажать перед читателем душу. Мало кто способен создать собственное направление в литературе и стать эпицентром настоящего «литературного землетрясения».

Его творения — больше, чем литература. Тесно связанные между собой прочной нитью мудрой иронии, они образуют особый мир, реалистичный и вместе с тем чарующе-загадочный,

«Жить, чтобы рассказывать о жизни» — так называется автобиографический сборник Габриэля Гарсиа Маркеса и так, пожалуй, можно назвать основной принцип его творчества. Смотреть на мир, не закрывая глаз. Чувствовать, распахивая душу. Писать, погружаясь в магическую глубину реальности.

С уходом из жизни Габриэля Маркеса испаноязычная литература потеряла одного из самых ярких своих представителей, а я своего любимого писателя.

Габо, спасибо, что ты был.

Цитаты великого писателя:

...мы уже слишком взрослые чтобы ожидать прихода Мессии...

Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник.

Если однажды ты не захочешь никого слышать, позвони мне — я обещаю молчать.

Не трать время на человека, который не стремится провести его с тобой!

Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно: кто-то может влюбиться в твою улыбку.

Ни один человек не заслуживает твоих слез, а те, кто заслуживают, не заставят тебя плакать.

Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.

Всегда, говори то, что чувствуешь… и делай, то что думаешь…

Любовь, как ничто другое, — природный талант. Или умеешь это от рождения, или не сумеешь никогда.

Возможно, в этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты — весь мир!!!

— Если хочешь сажать розы — сажай, — сказал он.
Он старался водить бритвой в такт движениям жены, которую видел в зеркале.
— Их съедят свиньи, — сказала она.
— Ну и что же, — сказал полковник. — Зато какими вкусными будут свиньи, если их откармливать розами.

Не прилагай столько усилий, все самое лучшее случается неожиданно.

Самое плохое в бедности — это то, что она заставляет говорить неправду.

Всякая вещь — живая. Надо только суметь разбудить ее душу.

Он действительно побывал на том свете, но не мог вынести одиночества и возвратился назад.

Кто ждет долго, может подождать еще немного.

... не дай себе умереть, не испытав этого чуда — спать с тем, кого любишь.

Дивное свойство — способность думать о прошлых радостях без горечи и раскаяния.

Продавать надо так, будто ты покупаешь.

Секрет спокойной старости состоит в том, чтобы войти в достойный сговор с одиночеством.

Легко добытое счастье не может длиться долго.

Единственный способ жить дальше — не давать воспоминаниям терзать себя.

Возраст — это не то, сколько тебе лет, а как ты их чувствуешь.

— Что поделываете, полковник?
— Да вот сижу, — отвечал он, — жду, когда понесут мимо гроб с моим телом.

Лучший друг тот, кого нет на свете.

Благополучная старость — это умение договориться со своим одиночеством.

...за обеденным столом можно любить также, как в постели.

Время в своем движении тоже сталкивается с препятствиями и терпит аварии, а потому кусок времени может отколоться и навечно застрять в какой-нибудь комнате.

А ведь для того, чтобы покорить Ремидиос Прекрасную ... было бы достаточно столь первобытного и простого чувства как любовь, но именно это никому и не приходило в голову.

Литература — самая лучшая забава, придуманная, чтобы издеваться над людьми.

Она обладала редким даром не существовать до тех пор, пока в ней не появится необходимость.

Я не ношу шляпы, чтобы ни перед кем её не снимать.

Прошлое — ложь, для памяти нет дорог обратно, каждая миновавшая весна невозратима, и самая безумная и стойкая любовь — всего лишь скоропреходящее чувство.

Надо прислушаться к голосу ребенка, которым ты был когда-то и который существует еще где-то внутри тебя. Если мы прислушаемся к ребенку внутри нас, глаза наши вновь обретут блеск. Если мы не утеряем связи с этим ребенком, не порвется и наша связь с жизнью.

Всякая вещь — живая. Надо только суметь разбудить ее душу.

Людям, которых любят, следовало бы умирать вместе со всеми их вещами.

Будь спокоен. Умереть труднее, чем кажется.

— Но сегодня мне должно было прийти письмо. Обязательно.
Инспектор пожал плечами.
— Только смерть приходит обязательно, полковник.

Ответь ему «да». Даже если умираешь от страха, даже если потом раскаешься, потому что будешь каяться всю жизнь, если сейчас ответишь ему «нет».

Беда в том, что вы не можете запретить мне думать то, что я думаю.

Минута примирения стоит больше закадычной дружбы.

...нет для человека наказания более унизительного и в то же время более справедливого, чем измена собственной сущности, одряхление собственного тела и памяти...

Где бедность, там и любовь...

«На свете нет, наверное, ничего ужаснее человеческих обломков».

Но, еще не дойдя до последнего стиха, понял, что ему уже не выйти из этой комнаты, ибо, согласно пророчеству пергаментов, прозрачный (или призрачный) город будет сметен с лица земли ураганом и стерт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты, и что все в них записанное никогда и ни за что больше не повторится, ибо тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды.

Дело в том, что мир понемногу идет к концу и такие вещи больше не случаются.

Он был идеальным мужем: никогда в жизни ничего не поднял с полу, никогда не гасил свет, никогда не закрывал двери. И утром, в предрассветной темноте, когда на рубашке у него не хватало пуговицы, она слышала, как он говорил: «Человеку нужно две жены, одна — для любви, а другая — для пришивания пуговиц».

Необоримая сила, которая движет миром, вовсе не счастливая любовь, а любовь несчастная.

Но если они и научились чему-то оба, то лишь одному: знание и мудрость приходят к нам тогда, когда они уже не нужны.

Ты удивительный человек, — сказала она. — Ты никогда не помнишь своих снов.

Целую неделю я не снимал ни домашнего балахона, ни днем, ни ночью, не мылся, не брился, не чистил зубы, так как любовь слишком поздно научила меня, что человек приводит себя в порядок, одевается и душится духами для кого-то, а у меня никогда не было — для кого.

Тем, кто меня спрашивают, я всегда отвечаю правду: продажные женщины не оставили мне времени, чтобы жениться.

Слава — это толстая сеньора, которая не спит с тобой, но когда просыпаешься, она стоит у постели и смотрит.

Мысли не имеют родителя, они летают над нами, как ангелы.

Никогда не отдавай приказа, если не уверен, что его выполнят!

Одна разновидность любви уничтожает другую ее разновидность, ибо человек в силу своей природы, насытив голод, теряет интерес к еде.

Судя по тому, что говорили карты, Аурелиано Хосе было предначертано познать с нею счастье, в котором ему отказала Амаранта, вырастить вместе шестерых детей и, достигнув старости, умереть у нее на руках, но пуля, которая вошла ему в спину и пробила грудь, очевидно, плохо разбиралась в предсказаниях карт.

— Он грустит, — ответила Урсула. — Ему кажется, что ты должен скоро умереть.
— Скажи ему, — улыбнулся полковник, — что человек умирает не тогда, когда должен, а тогда, когда может.

...те, кто слишком любит животных, способны на страшные жестокости по отношению к людям.

Мораль — дело времени.

«Я хочу дотронуться до тебя», — повторил я. «Ты все погубишь, — испугалась она. — Прикосновение разбудит нас, и мы больше не встретимся». — «Вряд ли, — сказал я. — Нужно только положить голову на подушку, и мы увидимся вновь».

                                                                                                             источник

Правила жизни Габриэля Маркеса.

 Я всегда хотел сочинять мыльные оперы. Для людей вроде меня, желающих единственно, чтобы их любили за то, что они делают, мыльная опера гораздо эффективнее романа.
Нам приходится бороться с окаменением языка. Такие слова, как «народ», «демократия» потеряли свое значение. Всякий, кто может организовать выборы, считает себя демократом.
Я пытался писать сказки, но ничего не вышло. Я показал одну из них моим сыновьям, тогда еще маленьким. Они вернули ее со словами: «Папа, ты думаешь, дети совсем тупые?»
Я стараюсь предотвратить неприятные сюрпризы. Предпочитаю лестницы эскалаторам. Все что угодно — самолетам.
США инвестируют в Латинскую Америку огромные деньги, но у них не получилось то, что мы сделали без единого цента. Мы меняем их язык, их музыку, их еду, их любовь, их образ мыслей. Мы влияем на Соединенные Штаты так, как они хотели бы влиять на нас.
Великие бедствия всегда порождали великое изобилие. Они заставляют людей хотеть жить.
СПИД лишь добавляет любви риска. Любовь всегда была очень опасна. Она сама по себе — смертельная болезнь.
Проститутки были моими друзьями, когда я был молод. Я ходил к ним не столько заниматься любовью, сколько избавиться от одиночества. Я всегда говорил, что женился, чтобы не завтракать в одиночестве. Конечно, Мерседес (жена. — Esquire) говорит, что я сукин сын.
У меня была жена и двое маленьких сыновей. Я работал пиар-менеджером и редактировал киносценарии. Но чтобы написать книгу, нужно было отказаться от работы. Я заложил машину и отдал деньги Мерседес. Каждый день она так или иначе добывала мне бумагу, сигареты, все, что необходимо за работой. Когда книга была кончена, оказалось, что мы должны мяснику 5000 песо — огромные деньги. По округе пошел слух, что я пишу очень важную книгу, и все лавочники хотели принять участие. Чтобы послать текст издателю, необходимо было 160 песо, а оставалось только 80. Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: «Не хватало только, чтобы роман оказался плохим».
Если во что-то вовлечена женщина, я знаю, что все будет хорошо. Мне совершенно ясно, что женщины правят миром.
Единственное, чего женщины не прощают, это предательство. Если сразу установить правила игры, какими бы они ни были, женщины обычно их принимают. Но не терпят, когда правила меняются по ходу игры. В таких случаях они становятся безжалостными.
У меня был спор с профессорами литературы на Кубе. Они говорили: «Сто лет одиночества» — необычайная книга, но она не предлагает решения». Для меня это догма. Мои книги описывают ситуации, они не должны предлагать решений.
Я мелкобуржуазный писатель, и моя точка зрения всегда была мелкобуржуазной. Это мой уровень, мой ракурс.
Если бы я не стал писателем, я хотел бы быть тапером в баре. Так я помогал бы влюбленным еще сильней любить друг друга.
Моя задача — чтобы меня любили, поэтому я и пишу. Я очень боюсь, что существует кто-то, кто меня не любит, и я хочу, чтобы он полюбил меня из-за этого интервью. 
                                                                                                            источник